Никогда не собирал дымку. Сама собралась, в композицию складываясь по игрушечке. Барыни нарядные: одна с веером, другая с кувшином в руках. Водоноска - коромысло на плечах, на коромысле вёдра полные. Еще барыня, руки в муфту спрятавшая...
Тут же сударыня сударя под руку ведёт, а сударь ребёночка на руках несёт. Чуть в стороне конь - огонь, олень - золотые рога, лев - грива рыжая. И все как на подбор, одного росточка, только у Пегаса крылья чуть повыше голов окружающих фигурок взметнулись, да индюк хвост распушил так, что сам в глазах своих растет-разрастается.
Мастерица, сотворившая это чудо многоцветное, гигантоманией не страдает, но и совсем в миниатюру не уходит. А ещё повторяться не любит и других от повторов предостерегает. “У тебя такая уже есть”, - сказала она мне, когда из предложенных ею работ выбрал на память опять водоноску. И подарила Пушкина с Натали...
Александр Сергеевич в дымке - что может быть необычнее! Не монументальный, из той же глины сотворённый, с такими же румянами на щеках, как у других дымковских персонажей, он то с музой под ручку, то в окружении юных граций, то на парковой скамье уединившийся. И вроде бы другой судьбой живёт, лица необщим выраженьем выделяясь на фоне жизни обыденной. Но у кого оно общее-то? Вот мужичок-хитрован улыбку в бороде прячет: умыкнул-таки девицу-красу и везёт на коне в синих яблоках. Вот мальчик с книгой, вполне собой довольный: вперёд родителей пробился. Вот сударушки у колодца с таким всезнающим видом новости деревенские обсуждают. Вот на свидании у яблоньки парочка о чём-то своем сговаривается...
Есть, есть в творчестве Любови Садаковой разнообразие сюжетных линий, созданные ею дымковские игрушки не обособлены, а связаны неким действием, отношением к миру и друг к другу. И в этом отношении столько любви, что, кажется, ничем другим мир и не может быть наполнен - только любовью, любовью, любовью...
А она признается, что с детства училась карабкаться и цепляться за жизнь. Из роддома её забирала бабушка, принесла в развалившийся фабричный барак и тянула как могла, на крошечную свою пенсию одевала и кормила, дотянула до окончания школы, а потом выдохлась, занемогла и умерла.
- Я пошла работать в промыслы Вятки, - рассказывала позже Любовь Садакова. - Прошлась по всем: резала по дереву, плела соломку, расписывала. В 1980 году легко сдала экзамены в художественные мастерские и стала мастерицей игрушек.
И опять корни этого ремесла нужно искать в детстве её трудном, в жизни её непростой, проживая которую трудно отделаться от сравнения с подъемом по крутому глинистому склону, над которым висит радуга-дуга и вдруг рассыпается, распадается. А ты берёшь карандаши, разрисовываешь обои в комнате и видишь, как они расцветают теми же радужными цветами, что открылись тебе в небе над глинистым склоном. И бабушка не бранит, а улыбается: “Ну и слава Богу, руками будешь хлеб зарабатывать”. И по сей день сбываются её слова, когда из комочка глины получаются легкокрылые Пегасы, стройные водоноски, зелёные яблоньки, златорогие олени. И Пушкин получается узнаваемым, и Натали. И ничего случайного нет в том, что дымковская мастерица Любовь Садакова, обратившись однажды к литературной теме в дымковской игрушке, развивает её до пушкинских сюжетов.
Впрочем, и это не предел. В тайне от всех готовит она небольшой сюрприз в дымке к отмечающемуся в нынешнем октябре 50-летию литературного клуба “Молодость”, воспитавшего многие поколения живущих не только на Вятской земле писателей. Впрочем, почему только писателей? Любовь Петровна Садакова яркий пример того, как в одном человеке живут в мире и согласии две творческие ипостаси. Правда, членом Союза художников России она стала раньше, чем была принята в Союз писателей России. Участвуя с 1981 года в различных выставках работ мастериц дымковской игрушки в Кирове и Москве, она выпустила и два сборника своих стихов - “Неотречение” и “Провинция”. И есть в этих книжках поэтические посвящения представителям старшего поколения дымковских мастериц - А. Мезриной, Л. Фалалеевой. Теперь пришла пора посвятить дымковские игрушки своим товарищам по литературному цеху. И у нас есть все основания ждать чего-то необычного, удивительного.
Ведь удивлять Любовь Петровна умеет. Однажды удивила актеров Кировского драмтеатра своим стихотворением:
| Накоплю денежек - Куплю сарафанчик в клеточку. Бирюзовенький. Пойду по улице. Будут спрашивать: - Девка рыжая, откудова сарафан такой? Скажу: - Тятенька подарил. Пусть завидуют. |
Да так удивила, что композицию на стихи вятских поэтов в читальном зале Герценки артисты начали не чьим-нибудь, а именно её стихотворением. Да так озорно, что до сих пор перед глазами: выскочила в круг заслуженная артистка России Галина Мельник, покрутилась на каблучке, ножкой топнула И опять:
| Накоплю денежек - Куплю сапожки лаковые. Со шнуровочкой... |
Совсем не сюжетное это стихотворение развивается по законам своей драматургии и вроде бы не совсем оптимистично звучит:
| Ох, не копятся денежки, Не носить мне сарафан в клеточку, Сапожек лаковых. |
Но актриса улыбается, и у поэтессы повод для оптимизма находится. Всё же в наших руках. Вот в Леваны приглашают, удивительно литературную деревню в Фаленском район. Там такой народ понимающий, настроенный на добро, что и самой озорничать хочется. В стихах это выглядит так:
| Розу шиповничью Под ногой нашла, Подняла. Обдула, Лепесточки оборвала, В чай заварила. Сижу, чай-то пошвыркиваю Да постанываю: - Хорошо-то как, Господи-и-и! Пусть завидуют. |
А в дымке... Мне Ситников Владимир Арсентьевич рассказывал, как Любовь Петровна Садакова проводила мастер-класс для левановских школьников. Зачарованно смотрели ребята, как податливый кусок глины превращался на их глазах в стройную фигурку водоноски, как вылепились из оставшегося материала пара вёдер, потом изящное коромысло, и на шляпку глины хватало, и на нарядную оборочку юбки. И вдруг - хлоп!- всплеснула руками мастерица, сжала в ладошках водоноску... и - вместо игрушки опять глина. “Зачем вы так?» - только и воскликнул мальчик, ближе всех стоявший к столу, за которым работала Любовь Петровна. А она уже лошадку лепит, легкую, воздушную, летящую. “Хоть её-то сохраните”, - просили зрители, опасаясь, что опять раздастся хлопок и ничего от созданного уже не останется во имя будущего творения.
И вот мы снова в Леванах, и я, признаться, жду этого мига, когда - хлоп! - и кто-то не выдержит, воскликнет: “Зачем вы так?” А ребята собрались какие-то тихие - не равнодушные, нет, но не эмоциональные, не реагирующие мгновенно на возникающее и исчезающее. И Любовь Петровна, почему-то не читавшая в тот вечер стихов, на созданные своими руками фигурки не покушалась, позволяя себе только из ведерка муфточку слепить, чтоб было куда барыне ручки спрятать...
Я люблю её дымку. Меня завораживает ее стихотворение “Ялта. Дама без собачки”, в котором явный штиль не превратится в бурю и сердитая чайка никому издолбанную булку не уступит. Но из множества деталей западает в душу:
| За мною белый шпиц, как облака кусочек, и скомканный в руке батистовый платочек... А, впрочем, что я вру про белую собачку, штормит моя судьба и подвергает качке. Дитя моё с утра без умолку канючит и тянет за подол своею липкой ручкой к лоточкам и лоткам, чернявым зазывалам, и сколько не корми мороженным - все мало. Но всё же пахнет день романтикой красивой - и солью голубой, и мокрой парусиной... |
Вот это “но всё же” помогает и склон крутой одолеть, и радугу, рассыпавшуюся, собрать в ладони, замешать в краски или строки и вернуть людям. И опять взмахивают золотыми крыльями глиняные Пегасы Любови Садаковой, и Пушкин цилиндром обмахивается, и веер в руках молодицы недвижим. И проступает евангельское в посвященных отцу стихах:
| Стал далеким этот случай, но из памяти не стёрт: В час рассветный, в час певучий от меня отрекся Пётр. Будет Суд. Но в час мучения, в час, когда не ждут добра, всё мое Неотреченье Защитит, спасет Петра. |
И наполняются светом другие её строчки:
| А по Руси иконы плачут, плачут... Скажите им - всё будет хорошо... |
Удивительное свойство души: всему сопереживать, не о своем пережитом печалиться, а другим слезы утирать. И в этом тоже её неотречение.