К юбилею дымковской мастерицы, которая говорит:
«Игрушка родилась для меня, а я - для нее...»
Лидия Сергеевна Фалалеева, мастерица дымковской игрушки, член Союза художников (1968), заслуженный художник России (1980). Родилась в деревне Дудинцы Куменского района. Училась у Е.З. Кошкиной, З.В. Пенкиной, Л.Н. Никулиной. Участница областных, региональных, всесоюзных, всемирных выставок, в том числе в Милане, Неаполе, Палермо, Токио, Киото, Фукусиме, Саппоро, Праге, Братиславе, Париже. С ее именем связано появление в промысле большого количества деревенских сюжетов, основанных на личных впечатлениях послевоенной деревни, роспись и лепку никогда не повторяет, всякий раз придумывает новые цветовые сочетания. Автор книги “Мое суженое, мое ряженое...” (2004).
Глину мять - не тесто месить
Она не любит одиночеств. По признанию, любит русское гостеприимство и деревенское веселие. Сама из большой крестьянской семьи, про барынь своих говорит: “У меня всегда или две, или три, или много”. Вот в хороводе с широкими рукавами - много. И за столом - тоже не узким - семейно. Покажет и в шкаф уберет недавно выполненные эти композиции - глина еще не обожженная, теперь вот так недели три наблюдать надо. А потом рассказывает, будто и меня научить хочет:
- Если мы заговорили о творчестве, то нужно придумать, чтобы тебе нравилось и тому, для кого делаешь. А сделать ты должен хорошие, честно выполненные вещи. У тебя перед глазами мезринские куклы, косьденьшинские (они куклами игрушку называли, а мы вот барынями зовем), а сделаешь по-своему. Ни в чем от традиции отойти нельзя, орнамент строго геометрический, цельность нужна, но и нарядность. Смотрите, на этой барыне юбочка с пелериной в одной гамме. А сделался бы тут зеленый цвет, а там ультрамарин - и что бы мы с вами? Рассыпали сразу...
А я и говорю, хлопот с игрушкой хватает. Глину мять - не тесто месить. Вот она, только привезенная, а палец не лезет. Но измесить надо так, чтобы все податливо было, мягко. Полдня буду месить, чтобы комочка не осталось...
Вот так от себя к тебе, от “мы” к “я”. Для дымковской мастерицы Лидии Фалалеевой, которая пришла в промысел почти 50 лет назад, монолог наихарактернейший. Ведь и тогда, в 1958 году, так было. Преемственность прежде всего, промысел нужно развивать и спасать. Первое поколение, пришедшее на смену старшему. Шесть человек на место. Причем не просто - пришли и сели. С ними жестко поступали, из ста двадцати оставили двадцать, но мало кто из этих двадцати не боялся попасть под увольнение - игрушку-то, случалось, и забраковывали. А в памяти - светло и чисто.
- С нами работали художники и скульпторы, члены правления, постоянная связь с Москвой. Потехин, Мезенцев, Люстрицкий, Кошкин Михаил Михайлович и Фаина Анатольевна Шпак. Они все нам распятнали, просто удивительно говорили о творчестве и произведениях, просили придумывать, как, скажем, ту же шляпку на головке барыни положить по-своему, и настраивали обращать внимание на работу прежних мастериц...
Избушка Анны Афанасьевны
“Товар худенек - долежит до денег”, - говаривала Анна Афанасьевна Мезрина, старейшая хранительница древнего промысла, и складывала свою продукцию на чердачок избушки. Зинаида Федоровна Безденежных в свои 63 года на лодке переправлялась из Дымкова через Вятку и шла по склону Раздерихинского оврага с двумя корзинами, полными “дымки”, на худсовет, чтобы заработать немного к пенсии. Рассказывая об этом, Лидия Сергеевна Фалалеева вспоминает случай из своей жизни:
- В художественном училище проводила занятия. И первый учебный день посвятили тому, что побывали с учащимися в Дымкове. Интересно было узнать, с какого места мастерицы переправлялись из слободы на Свистунью. Оказалось, с того же, что и Зинаида Федоровна. А еще положили мы цветы к сараюшке, в которой жила Анна Афанасьевна Мезрина...
И будто в продолжение этого рассказа читает из своей книги “Мое суженое, мое ряженое...”: “И сразу вспомнился Алексей Иванович Деньшин, его живописные работы “Базар в провинции”, “Вятский мотив”, “С берегов Вятки”, совершенно роскошные наличники. Для хороших людей он рисовал эту красоту, чтоб украсить деревянные избы. Есть у него и “Избушка А.А. Мезриной”. Да разве это избушка? Это банька с двумя маленькими окнами. А ведь Анна Афанасьевна была достойна не этой баньки, а свободного уютного дома с резными наличниками. Так и представляешь себе - зимой окна зарисованы морозными узорами, а летом открыла бы она створки и выглянула бы из окна в самотканом сарафане, а на головушке повязка в тон сарафану. И увидела бы Лексея, который спросил бы: “Как лепится, Афонасьевна, единственная хранительница наша?” - и зашел бы в дом. Вот представляю: в избе печь посередине и большой стол, а на нем дополна кукол, коней, оленей, всадников, есть доярки и, конечно, - лодочники; много-много всякого люда и зверья. Все накрыто белым листом бумаги. Но вот сдуло его ветерком, открыло наполовину - и все заиграло всеми цветами радуги. Два талантливых человека склонились бы над столом...”
Лидия Сергеевна отложила свою книгу, повторила еще раз: “Два талантливых человека склонились бы над столом” - и до меня дошло наконец, как же для нее это важно. В мастерской, которую она называет раем, - два стола, но один давненько пустует. “Рабочее место Ларисы, моей дочери, все жду, когда она его займет снова. Не знаю, как по жизни получится, пока что-то кувыркается, а ведь десять лет здесь работала...”
Наша беседа так и протекала: Лидия Сергеевна рассказывала о жизни и промысле, я слушал и спрашивал, она отвечала, иногда снова обращаясь к книге “Мое суженое, мое ряженое...” Познакомиться с ней у меня было время, но в контексте этого разговора цитаты из книги как бы скрепляли некоторые детали, притягивали, казалось бы, разрозненные эпизоды. Не та ли сила притяжения вытянула из меня вопрос: “А в Дымкове жить никогда не хотелось?” Лидия Сергеевна сначала ответила: “Нет!”, а потом добавила: “Если и жить, то там”. Но только больше говорила о Дудинцах. Деревне, где родилась, жила до совершеннолетия, да и сейчас у нее там домик, в котором не тесно друзьям и близким. Деревне, где, по преданию, бывал Федор Шаляпин - ведь мама его оттуда, и песни, любимые здешним народом, были памятны и великому русскому басу. Где клевастые петухи не уживаются, а люди добры и уважительны настолько, что называют друг друга по имени-отчеству. И вот однажды однодеревенец Александр Дмитриевич Платунов подошел к Лидии Сергеевне Фалалеевой и напрямки спросил: “Лидия Сергеевна, кто тебе это продиктовал?” А она так же прямо и откровенно призналась: “Да что ты, Александр Дмитриевич, кто нам с тобой чего надиктует. Жизнь это, Александр Дмитриевич, жизнь, и все...”
Вот так и поговорили они о книге “Мое суженое, мое ряженое”, которую написала дымковская мастерица, заслуженный художник России Лидия Сергеевна Фалалеева, начавшая вспоминать, как вернулись в Дудинцы с фронта ее отец и братья, как сама бегала в куменскую школу, а потом поехала в Киров поступать на портниху...
“Что ты со мной сделала, Лида...” - “А что, Саша?” - “Я ведь реву да читаю, читаю да реву...”
Взяла глину, а получились строчки...
А еще я спросил Лидию Сергеевну, не было ли у нее желания создать в “дымке” образ Шаляпина. Мол, урожденной в деревне его матери сам Бог велел, тем более что удавалось в прежних работах и черты Деньшина передать, и Некрасова.
- Некрасовский мужичок, конечно, похож на Николая Алексеевича: вытянутая бородка, шляпа. Но это намек на схожесть, портретного сходства нет. Как быть с Шаляпиным, как к нему подступиться? Конечно, пробовала, и мысли были: если лепить, то в ролях, что-нибудь скульптурное. Но куда интереснее показалось, что среди любимых им песен есть и те, что в наших местах пели и поют...
И еще сказала Лидия Сергеевна:
- Я люблю лепить и расписывать, жизнь свою переношу в глину, и кажется мне, что игрушка родилась для меня, а я - для нее. Но если я говорю так, то и подтвердить должна. И вот однажды зимой после художественного совета осталась одна в мастерской, взяла в руки глину и намерена была лепить хороших, добрых богатырей в память о близких мне людях, отце и братьях, что пришли с войны израненными и совершенно не вовремя ушли из жизни. Взяла глину, а получились строчки:
| Как тянутся руки к глине, Хочется мять и мять, Потом получится грива, Хвост и стать. Коняшка родимый, Ты появился на свет, Какой ты желанный, Цены тебе нет. |
Конечно, этих коней кто-то лучше меня сделает, кто-то хуже. Но то, что сделала, для меня это близко и дорого. Ведь это мной придумано: чтобы гривы были витые, а хвосты распущенные, чтобы богатыри монументальнее сидели...
Перед каждой мастерицей - ком глины, деревянная палочка, тазик с водой и тряпочка. Каждая мастерица знает, как уберечь композицию от потрескивания, сколько держать в сушильном шкафу, сколько в обжиге. И тонкости превращения терракотового в облачно-белое, и секреты раскладки цветов каждой ведомы. А коснутся руки глинки - и запоет душа по-своему. “Хочется садить деревья - пусть растут. Хочется строить с хорошим подручным. Хочется лепить и лепить, размешивать краски и расписывать. Пока рвусь это делать, кажется, что не вовремя задается вопрос...” - записала однажды Лидия Сергеевна Фалалеева и мне пересказала, не заглядывая в книгу свою. Её это песня, ее слова.