В современной науке принято определять гротеск как «тип художественной образности, основанный на фантастике, смехе, гиперболе, причудливом сочетании и контрасте фантастического и реального, прекрасного и безобразного, трагического и комического, правдоподобия и карикатуры. Гротеск резко смещает формы самой жизни, создавая особый гротескный мир, не допускающий ни буквального понимания, ни однозначной (как в аллегории) расшифровки [. ..] Гротеск - древний тип образности (присущий уже мифологии и архаике всех народов)». Подчеркивается, что «гротеску свойственно часто стремление к предельному обобщению».
Если соотнести эти определения с особенностями дымковской игрушки, то, по-видимому, следует признать, что в ней черты комизма, гротеска с типичным для него утрированием отдельных реальных свойств, гиперболизацией, совмещением фантастики и действительности проистекают не по сознательной воле художника, а по самой природе народного искусства и присущих ему обобщению и типизации. В игрушке с ее игровым назначением, по выражению В. С. Воронова, «внутренней непрактичностью» и участием в народных праздниках черты гротеска вполне закономерны и объяснимы. Тем более это относится к дымковской игрушке, ведущей происхождение от такого древнего народного обряда-праздника, как Свистопляска. Однако проявляются эти особенности не в той острой, подчас сатирической форме, которая отличает другие фольклорные жанры, а смягченно. Для дымковской игрушки представляется более обоснованным говорить о чертах гротеска, признаках «гротескового стиля», нежели о гротеске как «одном из характерных видов типизации» всех его особенностях.
В творчестве А. А. Мезриной черты гротеска ощутимы в изображении лиц ее персонажей с характерным экспрессивным рисунком. Проявляются они и в контрасте сопоставления реальности и фантастики, сочетании фронтальности и объемности, статичности и движения, обобщенности, лаконичности и активной роли метких деталей. Все эти свойства гротескового стиля роднят дымковскую игрушку с тульскими фигурками из слободы Большие Гончары, но в последних гротеск выражен сильнее. Среди дымковских мастериц гротеск, пожалуй, более всего присущ творчеству Мезриной. Вторая общая проблема, касающаяся дымковской игрушки в целом, связана с актуальными в современном искусствознании вопросами так называемого «примитива» или «наивного искусства». Вопросы эти сложны и требуют специального изучения. Но обойти их, говоря о дымковской игрушке, нельзя, тем более что некоторые исследователи, в частности А. В. Бакушинский, определяли ее как «наивный примитив», а в новом сборнике о проблемах примитива читаем: «Дымковская игрушка - это не что иное, как примитив, опустившийся в крестьянскую среду».
Следует заметить, что термином «примитив» сегодня стали объединять явления разного содержания и происхождения. Оставив в стороне «примитивизм» как направление профессиональной живописи конца XIX - начала XX века и неверное применение этого термина к портретному искусству, распространившемуся в свое время в разных городах и районах русской провинции, а также в Польше, на Украине, в Белоруссии, обратимся к так называемому «примитиву» в народном и самодеятельном творчестве, имеющим более прямое отношение к нашей теме. Корни этих двух явлений также различны, и связаны они не только с новым и новейшим временем или так называемым «городским фольклором», как утверждают некоторые авторы.
На наш взгляд, определение «примитив», а вернее «наивное искусство», прежде всего относится к самодеятельному творчеству, непрофессиональному, создающему свои работы одной лишь силой природной одаренности самодеятельное творчество во все времена сопровождало и профессиональное «высокое», и народное искусство, ориентируясь на традиции того или другого. Но в силу «личностной» сущности оно не имеет той национальной, этнической общности и характерности, которые свойственны традиционному народному творчеству. Об этом убедительно пишет М. А. Некрасова. Она же ставит вопрос о принципиальном отличии «народного примитива» от самодеятельного.
Корни примитива в народном искусстве, на наш взгляд, заключаются в большом обобщении и типизации, свойственным искусствам, основанным на непосредственном наивном восприятии действительности. Это роднит народное творчество с детским и отчасти явлениями первобытного искусства.
От такого «народного примитива» необходимо отличать проявления древнего «геометрического стиля» в пластике, живописи, вышивке и других видах народного искусства, так как обобщение сочетается здесь с сознательной геометризацией форм, возникающих в результате процесса абстрагирования, который ни в коей мере не может квалифицироваться как примитив.
Не имеют отношения к примитиву и произведения народных художественных промыслов, к числу которых принадлежат дымковская игрушка и городецкая живопись, чаще всего используемые в качестве доказательства влияния на них культуры города и якобы связанного с ним «примитива». Как всякий центр народного художественного ремесла, они обладают определенным профессионализмом, художественной системой местного искусства с ее традициями и канонами, закрепленными многими поколениями мастеров.
Наличие канона в искусстве само по себе исключает примитив, ибо отражает профессиональные нормы и законы выразительных средств определенного вида творчества. Однако в периоды общего кризисного состояния промысла, в случае, когда народный мастер не обладает достаточным профессионализмом или (как это бывает, к сожалению, еще и сегодня) его сбивают с традиционного пути непрофессиональными советами, в произведениях отдельных- мастеров, работающих в промысле, могут проявляться черты примитива, упрощенчества, стилистической аморфности, смешения условности канона с натуральностью и самодеятельным правдоподобием. В таком случае творчество этого автора неровно: в одних произведениях он соблюдает канон, в других - отступает от него, что также позволяет видеть в этом черты «самодеятельности», однако вовсе не присущие промыслу в целом, ибо традиционное искусство промысла примитивным быть не может.