Единственные в своем роде бытовые сюжеты запечатлены в двух работах из собрания Государственного музея этнографии. На одной из них две женщины стоят по сторонам стола, на котором катают тесто и лепят лепешки. Другая изображает женщину с ребенком на руках, сидящую на русской печке. Вокруг головы этой красавицы уложена черная коса. Обе игрушки с наивной непосредственностью переносят в пластику типичные бытовые ситуации, близкие каждой мастерице. Действие воспроизводится на небольшой подставке, чтобы такой «всамделишностью» как можно точнее передать его реальное содержание. Лишь оранжевая, желтая и зеленая краски на фоне побеленной печки придают сценке декоративность.
Подытоживая развитие дымковской игрушки XIX - начала XX века, нужно отметить, что уже в это время она не была игрушкой в собственном смысле слова. Как видно из проанализированных произведений, это была мелкая декоративная пластика. Поэтому «игрушками» их называли и называют поныне условно, по традиции.
На протяжении XIX и в начале XX века дымковская пластика развивалась как народный художественный промысел, которым занималось сезонно или постоянно немало жителей Дымковской слободы. В произведениях этого времени есть слои разного происхождения, но бытовавшие одновременно и обогащавшиеся живыми наблюдениями современной мастерам жизни. Определенный типаж людей, особенно женские персонажи, образы зверей и птиц, приемы их воплощения в пластике и росписи говорят о вполне сложившейся системе местного искусства, своеобразии его выразительных средств. Игрушкам этого времени свойственны небольшие размеры, сравнительная тонкослойность глиняного теста, различная пластическая и художественная сложность в зависимости от ассортимента, многообразие вариантов воплощения небольшого количества персонажей, разнообразие и тщательность отделки деталей. В росписи и раскраске - приглушенные сочетания красок, скромность простейших узорных украшений, отсутствие самодовлеющей декоративности.
Несколько рассмотренных авторских манер дымковских мастериц, с одной стороны, наглядно подтверждают общую закономерность развития народного искусства в соотношении коллективного и индивидуального, когда общий канон, сложившийся пе одним поколением мастеров, находит многие варианты интерпретации у разных авторов в недрах общего стиля и характера местного искусства. С другой стороны, они показывают, что на рубеже XIX и XX веков в Дымкове работала не одна А.А. Мезрина, как это нередко писали. Просто ее яркий талант привлекал внимание, его популяризировали, особенно А.И. Деньшин.
Не было в дымковской игрушке 1910-х годов и того полного упадка, о котором писал Деньшин. Он так же, как И. Я. Билибин и А. Н. Бенуа, видел тяжелое положение пореформенной русской деревни, наступление на нее новых капиталистических отношений, социальные изменения в крестьянстве. Но в благородном порыве привлечь внимание к художественным ценностям крестьянского искусства и по существу впервые открыв его для самих себя, эти художники преждевременно отпевали его вместе со всей русской деревней, ломавшимся и перестраивавшимся укладом жизни народа.
Упадок дымковской игрушки наступил во второй половине 1910-х годов. Его отчасти задержало развившееся в это десятилетие коллекционерство игрушек, организация выставок и музеев, та же активная помощь промыслу со стороны Деньшина: ведь его первая книга о дымковской игрушке вышла в августе 1917 года.
Вместе с тем тяжелые годы, предшествовавшие Октябрьской революции, не способствовали широкому развитию народного искусства. Но таланты мастеров не оскудевали. Они будто «ушли в подполье», чтобы вновь проявить себя при благоприятных условиях. И эти условия и для народного творчества в целом, и для дымковской игрушки, в частности, возникли после Великой Октябрьской социалистической революции.